МАСЛОВКА - художники, картины, биографии, фотографии. Живопись, рисунок, скульптура. 20-й век : КОРЖЕВ Г. М. KORJEV Geliy

1925

Коржев (Коржев-Чувелёв) Гелий Михайлович (р. 7.7.1925, Москва), русский живописец, народный художник РСФСР (1972), действительный член АХ СССР (1970).
Учился в Московском художественном институте им. В. И. Сурикова (1944—50) у С. В. Герасимова. Преподаёт в Московском высшем художественно-промышленном училище (в 1951—58 и с 1964; профессор с 1966). Председатель правления Союза художников РСФСР (с 1968).
Коржев принадлежит к представителям так называемого "сурового стиля", возникшего на рубеже 1950-60 годов, с тяготением к драматическим, порою трагедийным образам, к мощной выразительной живописи. Обычно его герои - сильные и мужественные люди, с чувством собственного достоинства. В своих острых по композиции и сдержанных по колориту картинах с выделенными крупным планом, тщательно моделированными фигурами Коржев, как правило, обращается к большим гражданственным темам.

Произведения:
триптих «Коммунисты» (1957—60; Государственная премия РСФСР им. И. Е. Репина, 1966), «Влюблённые» (1959), «Проводы» (1967; из серии «Опалённые огнем войны», 1962—67) — все в Русском музее в Ленинграде: «Художник» (1960—61, Третьяковская галерея).

Портрет жены. 1948. Х.М. 40х50 см.	Девочка вяжет. (Из серии "Дети войны"). 1942. Х.М. 25х35 см.
	В люльке. (Из серии "Дети войны"). 1942. Х.М. 42х28 см.

Девочка. (Из серии "Дети войны").
1943. К.М. 17х29 см.

Брат и сестра. (Из серии "Дети войны"). 1943. Х.М. 24х37 см.

Мальчик в красной рубашке.
(Из серии "Дети войны").
1943. Х.М. 20х27 см.

Девочка. (Из серии "Дети войны"). 1943. Х.М.	Крымский мальчик. 1946.
Уехали (эскиз). 1952. Х.М. 48х35 см.

Крымский пейзаж. 1946. Х.М. 145х80 см.

Ипатьевский монастырь. 1947. Х.М. 50х70 см.

Старик с мальчиком (фрагмент). 1949. Х.М.

Портрет А. Беляева. 1949. Х.М. 80х60 см.

Старик с мальчиком. 1949. Х.М. 130х90 см.

Беседа.

Поводырь (эскиз). 1961. К.М. 55х39 см.

Гомер (эскиз). 1958. Х.М. 37х82 см.

Лукашка рисует. 1970-1974. Х.М. 130х100 см.

Гомер. (Левая часть триптиха "Коммунисты").
1958-1960. Х.М. 290х130 см.

Гомер. (фрагмент).

Поднимающий знамя (этюд). 1958. Х.М. 45х45 см.

Поднимающий знамя (эскиз). 1958. К.М. 40х70 см.

Поднимающий знамя. (Центральная часть триптиха "Коммунисты")1959-60. Х.М. 290х156 см.

Поднимающий знамя (фрагмент). 1958. Х.М. 47х30 см.

Поднимающий знамя (этюд). 1958.

Интернационал (фрагмент-1).

Интернационал (фрагмент-2).

Интернационал. (Правая часть
триптиха "Коммунисты").
1958. Х.М. 285х125 см.

К своим. 1988-1990. Х.М. 250х200 см. Кемеровский областной музей изобразительных искусств

Следы войны (из серии "Опаленные огнем войны").
1963-1965. Х.М. 200х150 см.

Мать. 1962.

Влюбленные. 1959. Х.М. 205х165 см.

Влюбленные (фрагмент).

Влюбленные (эскиз). 1955. Х.М. 25х47 см.

Проводы (из серии "Опаленные огнем войны"). 1967. Х.М. 200х150 см.

Заложники войны. 2001-2004.

Заложники войны (фрагмент 1). 2001-2004.

Заложники войны (фрагмент 2). 2001-2004.

Отец и сын. 1991-1992.

Мать. 1967.

В.И. Иванов. Эскиз к картине "В кафе "Греко"(портрет Г. Коржева). 1948.

Облака сорок пятого. 1980-1985. Х.М. 200х180 см.

В приемной. 1965-1968. Х.М. 140х90 см.

Дополнительный урок. 1987-1993. Х.М. 200х180 см.

В дни войны. 1952-1954. Х.М. 180х156 см.

Из военного быта. 1993-1996. Х.М. 200х140 см.

Старик. 1947. Х.М. 100х68 см.

Больная. 1975-1976. Х.М. 232х130 см.

Натурщица. 1978. Х.М. 120х110 см.

В дни войны (эскиз). 1953. К.М. 38х50 см.

Машинистка. 1954. Х.М. 35х43 см.

Сестра. 1949. Х.М. 96х60 см.

В дни войны (этюд). 1954. Х.М. 50х37 см.

Натурщица в Крыму. 1947. Х.М. 90х70 см.

В приемной (этюд). 1956. К.М. 36х50 см.

Осень (этюд). 1953. Х.М. 52х80 см.

Влюбленные (этюд). 1956. К.М. 32х40 см.

Старик с Волги. 1951.

Дезертир (вариант). 1990. Х.М. 100х145 см.

Дезертир (триптих). 1985-1994. Х.М. 200х120 см.

Плетеная бутыль. 1990. Х.М. 93х73 см.

Забытый шут. 1990. Х.М. 93х73 см.

Нюра. 1987. Х.М. 93х90 см.

Фаянсовая посуда. 1992. Х.М. 80х120 см.

В чулане. 1982. Х.М. 120х70 см.

Автопортрет в деревне. 1990. Х.М. 100х75 см.

Хранительница. 1985. Х.М. 130х100 см.

Осень прародителей.

Осень прародителей (фрагмент).

Ночной звонок. 1993-1995. Х.М. 120х90 см.

Старые раны. 1967.	Автопортрет.
	Портрет жены. 1948.

Художник. 1960. Х.М. 32х40 см.

Старые раны (этюд). 1967.

Московский дворик. 1954. Х.М. 50х70 см.

Портрет Д. Краснопевцева. 1949. Х.М. 60х80 см.

Самовар в белом ящике. 1986. Х.М. 90х90 см.

Указ короля.

В тени креста. 1995-1996. Х.М. 90х140 см.

Реквием Моцарта. 1995. Х.М. 240х100 см.

Портрет девушки. 1948. Х.М. 60х65 см.

Дон Кихот и мельница. 1997-1999.

Дон-Кихот", 1985.

Мать. 1976.

Дон-Кихот". 1985.

Дульсинея и рыцарь. 1997-1998. Х.М. 160х110 см.

Санчо уговаривает. 1995. Х.М. 120х60 см.

Сомнение Дон-Кихота. Х.М. 120х100 см. 1994.

Иуда. 1987-1993. Х.М. 240х110 см.

Дон-Кихот (фрагмент).

Опрокинутый. 1976. Х.М. 200х180 см.

Егорка-летун. 1976-1980. Х.М. 200х280 см.

Память павших. 1993-1995. Х.М. 120х100 см.

Хохлома и лапти. 1999. Х.М. 100х80 см.

Художник. 1982. Х.М. 160х195 см.

Искушение. 1985-1990. Х.М. 140х100 см.

Митинг (Из серии "Тюрлики").

Пиршество. Из цикла "Тюрлики". 1979.

Чревоугодник. 1990. Х.М. 60х64 см.

Мутанты (Тюрлики). 1984-1991. Х.М. 50х35 см.

Лишенные рая. 1998. Х.М. 130х160 см.

Иван, вставай. 1967. Х.М. 40х50 см.

Наезд. 1980-1990. Х.М. 180х250 см.

Адам Алексеевич и Ева Петровна. 1997-1998. Х.М. 170х120 см.

Слепой певец (этюд). 1965. Х.М. 70х60 см.

Петр Оссовский: "П.Оссовский и Г. Коржев" (Маркс и Энгельс "сурового стиля"). 1969. Б.Кар. 29х40 см.

Автопортрет в деревне (фрагмент).

Автопортрет. 1948.

Коржев, Каплан, Батырь, Ильинский;
Самсонов, Гончаров, Будихин;
Миркин, Паустовский, Нина.

В Георгиевском зале Кремля, слева направо: С. Ткачев, А. Ткачев, В. Стожаров, В. Федоров, А. Каджиев, В. Почиталов, Т. Осипова, А. Суханов, Г. Коржев. 1960-е гг.

----------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

(museum.ru). 7 июля исполнилось 80 лет со дня рождения Гелия Михайловича Коржева, одного из крупнейших мастеров современного изобразительного искусства.

На протяжении долгих лет художник ведет напряженную работу, его искусство окрашено четко выраженным гражданским звучанием, оно соединило в себе драматизм и философские обобщения, строгость и эмоциональность.

В созданных им образах воплотились судьбы страны и конкретных людей. Полотна "Поднимающий знамя", "Интернационал", "Гомер" - это история Отечества, прошедшего через горнила революций, первой мировой и гражданской войн. Эти произведения стали классикой современного искусства. Г.М. Коржеву в высокой степени присущи бескомпромиссность, чувство ответственности за происходящее, любовь и сострадание к людям. Значительным творческим достижением стали картины "Художник", "Уличный певец", "Обреченная", "Влюбленные".

Масштабность замысла объединяет серию полотен "Опаленные огнем войны": "Проводы", "Мать", "Заслон", "Старые раны" и картина, написанная много лет спустя - "Облака 1945 года". Они посвящены достоинству и духовной стойкости народа, великому долготерпению простых людей.

Г.М. Коржев - человек широчайшей эрудиции, обладающий фундаментальными знаниями в области мировой культуры. Это особенно проявилось в работе над серией произведений о Дон Кихоте. Добро, отважно вступившее в единоборство со злом, высокая мечта о прекрасном, разбивающаяся в прах, и несмотря ни на какие препятствия - неколебимая вера благородного героя в истину и справедливость - таковы убедительно трактованные пластические образы картин художника.

Творчество Гелия Коржева имеет не только национальное значение, оно предупреждает все человечество об опасности - морально-нравственном уродстве, переходящем в экологическую катастрофу, нависшую над всеми людьми планеты. Его живописный цикл "Мутанты", полный беспощадного сарказма и иронии, боли и протеста против глупости, преступлений, насилия, заполнивших нашу Землю, глубоко потрясает зрителей.

Важное место в искусстве живописца занимают натюрморты, они отмечены выдающимся мастерством. Традиционное безмолвие

жанра здесь нарушается "говорящими" вещами. Благодаря четким композиционным построениям, приглушенному благородному колориту, часто увеличенному масштабу, обычные предметы исполнены значительности, достоинства и величия.

Произведения Г.М. Коржева собраны в крупнейших музеях России, среди них Государственная Третьяковская галерея и Государственный Русский музей. Картины мастера экспонировались на многочисленных отечественных и зарубежных выставках, представлены во многих российских и иностранных собраниях. Так, произведения, показанные в Тайбее летом 1994 года, входят в основу экспозиции Музея русского искусства. Его произведения, показанные на грандиозных международных выставках последних лет, таких как "Москва - Берлин" и "Москва - Варшава" зазвучали с новой силой и имели ошеломляющий успех.

Около трех десятилетий профессор Г.М. Коржев вел педагогическую работу в МВХПУ, многие годы руководил творческой мастерской Академии художеств.

Возглавляя Правление Союза художников РСФСР или передавая секреты мастерства молодым художникам, создавая новую картину или выступая перед аудиторией, - везде и всегда в любых жизненных и творческих ситуациях Г.М. Коржев неизменно остается самим собой, большим художником, человеком предельно честным и искренним. Многие его ученики являются признанными живописцами, среди них есть и члены Российской академии художеств.

Своей творческой деятельностью Гелий Михайлович Коржев вносит большой вклад в изобразительное искусство, в отечественную культуру.

----------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

Евгений ЗАЙЦЕВ. "Во времени и пространстве".

Гелий Коржев стал одним из тех художников, кто взвалил на свои плечи, казалось бы немыслимый груз творческой, гражданской, человеческой ответственности. Внимательно анализируя художественные процессы отечественной живописи ХХ века, убежденно приходишь к выводу, что Коржев в нашем искусстве, явление самобытное, значительное, непреходящее. Своими поисками он сделал целый ряд принципиальных открытий в композиционном построении современной картины, в колористике, в выработке собственного творческого кредо. Обладая мощным зарядом творческой энергии, он сумел перенести его на холст, насытив им свои многочисленные, очень разнообразные работы. А они, в свою очередь, передают эту энергию зрителям, рождая у них разноликие эмоции, несхожие чувства, глубокие переживания. О Коржеве уместно говорить как о художнике-композиторе, дирижере, умеющем организовать пространство и представить зрителю нечто гармонически целостное, вызывающее его на диалог и размышления. С годами становится все очевиднее: творчество художника по сути своей обретает черты философского познания окружающей действительности, ее исторических катаклизмов, а шире — мирового развития. Все его творчество по сути — материализация на холсте времени, в котором живет мастер, и тех событий, которые «запали» в его душу из исторического прошлого. При этом в центре внимания творца — всегда человек — во времени и пространстве.

Его живопись не для легкого восприятия. Так много поведала она невеселого о нас самих, об обществе, в котором живем, что порой от его картин веет этакой беспросветностью. Но это лишь первое, поверхностное впечатление. В них нет никакой безнадежности. За всеми коллизиями, борениями и утратами встает образ Человека долга, порядочного, искреннего и самоотверженного.

О реальных событиях жизни он пишет языком живого искусства. Никогда, ни под кого не подстраивается. Пишет только о том, что чувствует, переживает, считает существенным. Практически каждая из написанных вещей была показана на той или иной выставке. Многие затем перекочевали в художественные музеи и галереи. Большинство из них вошло в состав основных музейных экспозиций. Правда, репродуцировались они не так часто, как того заслуживают по своим художественно-эстетическим достоинствам. Пишут о них до обидного мало. Хотя практически каждая работа Г. Коржева вызывает и вызывала в разные времена широкий отклик, живой резонанс среди зрителей, собратьев по творчеству и специалистов-искусствоведов.

---------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

СТОЙКОСТЬ ОТВЕРЖЕННЫХ (Академик живописи Гелий КОРЖЕВ отвечает на вопросы корреспондента "Завтра") . Nо: 31(400) . 31-07-2001

Беседу ведет Андрей ФЕФЕЛОВ.

— Гелий Михайлович, вы прошли огромный творческий путь. Могли бы вы сегодня вспомнить ваши первые опыты занятий живописью?

— Начинал я в кружке по скульптуре. Мне тогда, в 1935 году, было десять лет. Детство я прожил в районе Остоженки. Музей изящных искусств имени Пушкина располагался недалеко. Как-то я зашел в музей и увидел, что идет запись в детский кружок при музее. Я, как требовалось, достал где-то пластилин и записался в этот кружок.

Сейчас с теплотой вспоминается та живая и подлинно демократическая атмосфера, которая царила тогда в музее Пушкина. Детские студии по скульптуре и рисунку занимали подвальные помещения здания. Все экспозиционные залы были полны рисующих детей. В моем кружке дело было поставлено таким образом: мы поднимались в музей, произвольно выбирали какую-либо скульптуру, а потом спускались и по памяти лепили ее внизу.

В музее бывали и знаменитые художники. Очень хорошо помню, как Павел Корин рисовал Гатамелата. Строгий, в белом халате художник стоял перед мольбертом, а мы скопились вокруг и, затаив дыхание, наблюдали за его действиями. Сейчас в Пушкинском музее совсем все по-другому. А в те годы, о которых я рассказываю, музей жил еще заветами Цветаева, оставался по духу общественным, просветительским учреждением при Московском университете. Вскоре рядом с моим домом под окнами открылась детская студия живописи, которую вела прекрасный педагог Антонина Петровна Сергеева, кстати ученица Коровина. Примечательно, что нашу студию посещали и беспризорники. Помню, один пришел к Антонине Петровне со своей работой. Это был портрет Пушкина, писанный масляными красками на стекле. Портрет можно было смотреть как с одной, так и с другой стороны, что представляло предмет особой гордости автора. Антонина Петровна взяла мальчика в группу, потом купила для него ботинки и пальто…

Таким образом работала целая система воспитания и образования детей, выстроенная Советской властью. Тогда по всей стране в Домах пионеров работали кружки, где преподавали детям музыку, театральное искусство, живопись. Почти все среднее поколение довоенных художников подрабатывало педагогической деятельностью. В педагоги тогда шли очень хорошие и достаточно маститые художники. Антонина Петровна, помимо того, что водила нас в Музей зарубежного искусства и Третьяковку, сама прекрасно рисовала, своим примером учила нас технике рисунка. Запомнились внимательность и серьезность отношения к нам. Это само по себе было уроком и воспитанием.
Сегодня тема детского воспитания — это очень существенная проблема. Сейчас государство детьми не интересуется, дети большей частью болтаются на улицах и даже, как я знаю, спортивные кружки уже редкость. А мы были загружены чрезвычайно.

— Вы один из первых выпускников Средней московской художественной школы. Это учебное заведение, созданное при Московском художественном институте, на мой взгляд, затевалось, как своего рода лаборатория, где взращивалась будущая художественная элита страны. Неслучайно большинство академиков живописи — выпускники школы. Расскажите об этом периоде…

— В августе 1939 года я, сдав экзамены, поступил в Среднюю московскую художественную школу. Эта школа, созданная по инициативе Грабаря, несомненно, была на особом положении. У нас преподавали многие вузовские преподаватели. Сам Грабарь несколько раз читал у нас лекции и часто бывал на просмотрах. Один раз он устроил в школе выставку акварелей из фондов Третьяковкой галереи. Выставка располагалась прямо в физкультурном зале… К нам привозили и работы студентов Московского художественного института, таким образом приучая уже к следующему этапу образования. Да, это была школа-любимица. Но никакого духа элитарности не было. Напротив, все было очень демократично. Сам институт еще только формировался. Жестких требований еще не было. Мы в свободной манере писали натюрморты, портреты. При школе находилось общежитие, куда съезжались ребята со всех концов страны.
Показательно, что когда началась война, младшие классы получили броню, отсрочку от службы в армии. В крайне тяжелое для страны время государство думало о будущих художниках…

Сейчас часто говорят высокими словами о культуре, но забывают о том, что нужен, прежде всего, метод воспитания и образования. Это касается не только культуры, но также науки и спорта. Нам дали здоровое воспитание, по существу. В школе нам привили крепкие и простые истины, не очень политизированные. Сейчас принято утрировать и представлять общество того времени сплошным концлагерем. Тогда по крайней мере мы ездили с этюдником по всей стране, рисовали все, что хотели.

— Гелий Михайлович, период вашей творческой зрелости пришелся на противоречивую, но яркую эпоху. Речь идет о 60-х годах ХХ века. В чем, на ваш взгляд, секрет, феномен той поры?

— Есть такой устоявшейся термин — "шестидесятники". Но для меня "шестидесятники" — это не Евтушенко и Вознесенский. Это прежде всего люди, вышедшие из пламени войны. Это они несли в себе новое представление о вселенной, о жизни, об искусстве. Целое поколение пришло с войны со страстной мечтой о мирной жизни, жаждой знаний, тягой к труду. Именно это военное поколение формировало дух эпохи, который был позже подхвачен "гнилой интеллигенцией" и вскоре развеялся. Но тогда речь шла именно о новом, исполненном творческой энергии человеке, который в корне изменил взгляд на вещи.

— Вспоминаю ваши работы. Серию "Опаленные войной"… Это очень суровые вещи.

— Я поступил в художественную школу в августе 1939 года, а 1 сентября в Европе началась война. Я заканчивал институт в 1950 году. И нам вручали дипломы под лозунгом: "Американцы — руки прочь от Кореи!". Мы — поколение, пронизанное войной. Часть из нас воевали, часть нет. Но мы все воспитывались в этой атмосфере.

— В течение многих лет наша газета занимается поиском зон и сред, в которых копится энергия неизбежного завтрашнего взлета, пробиваются ростки русского возрождения.

Альтернативой либеральной деструкции выступают художники охранительного, так называемого почвеннического направления. Признавая их исключительную роль в деле сохранения наших культурных традиций, мы продолжаем ставить вопрос об актуальности их творчества.
— Существует целый пласт художников, чьи привязанности лежат исключительно в XIX веке. Но цена художника в том, как он откликается на явления жизни. Почему он жив? Потому, что он реагирует. Он ведь живет и творит в этой реальности, неважно — нравится она ему или нет. Попытка убежать — это от неспособности творчески ее осмыслить.
С одной стороны, какой-нибудь Никос Сафронов демонстрирует старые иконы, на которых написаны голые безобразные бабы. С другой стороны, художники проповедуют русское и православное, а в самом их искусстве какие-то кареты, дамы в чепчиках и русского ничего нет.
В детстве я видел, как взрывали храм Христа Спасителя. Теперь его восстановили и в росписи верхнего храма попытались лишь повторить то, что было когда-то: не хватило решительности украсить новый храм новой живописью. У нас прекрасная школа мозаики. Мозаика позволяет использовать современный язык, обладающий долей условности, что не противоречит, кстати, православной традиции.

— Гелий Михайлович, вы один из очень немногих современных живописцев, для которых огромное значение имеет идейная, если угодно, литературная составляющая произведения. Где, в каких областях проходит грань между натурой и идеальным образом? Ведь в своем творчестве вы идеалист, романтик…

— В живописи я скорее сочинитель, как было отмечено вами, человек литературы. Дело в том, что наша живописная школа — это в основном натурная школа. Вы заметили, что все художники летом разбегаются по своим захолустьям, выезжают на пленэр и рисуют пейзажи. Нынче эта школа дает существенные сбои. С одной стороны, молодежь не очень принимает ее. С другой, воспитанные в этом русле мастера не знают, как применить свое умение. Под эту привычку писать с натуры зачастую подводится идейная основа: верность традициям и так далее… Традиции здесь ни при чем, просто у нас принято считать художником того, кто может придти и более или менее точно перенести на холст то, что он видит.
Ведь в музыке есть исполнители и есть композиторы. Исполнители всегда на виду. Композиторы немного в тени. Талантливые исполнители привносят в произведение энергию собственной души. То же самое происходит с талантливым художником натурной школы. Он приносит свое особое видение объекта. Такой художник может быть и гениальным… Но он всегда следует заданному мотиву. Композитор создает на пустынном месте, синтезирует из воздуха.

Я очень любил покойного Свиридова. Как-то мы сидели здесь, в мастерской, и он сказал такую фразу: "Музыку у нас иногда обожествляют, но поверьте, там очень много техники. Но тайна — она лежит в мелодии…"
Свиридов тоже любил хорошую литературу. Кстати, когда я начинал разрабатывать тему Моцарта и Сальери, делал эскизы, Свиридов сделал несколько существенных замечаний. Он очень глубоко эту тему чувствовал. В том числе он обратил мое внимание на одну интересную деталь: Сальери для Моцарта — иностранец. Моцарт в письмах к отцу называет Сальери "грязным итальяшкой". Моцарт — адепт национального, немецкого направления в музыке, и его раздражал тот факт, что приоритет при всех дворах получали итальянцы и аристократия явно пренебрегала немецкой музыкой.

— А что есть "мелодия" в вашей живописи — очевидно, это тема, которую вы находите?

— Не знаю. Я тему и сюжет нахожу достаточно легко. На реализацию темы уходит не так много времени, но она должна обрасти органической формой. В этом большая трудность и тайна. Редко тема рождается в своей форме.
Чувства с возрастом притупляются, а поиск формы находится в области чувства. Тема беспокоит, и я понимаю, что она уже живет, трепещет, но не обрастает телом, форму свою не находит. Здесь начинается самое для меня главное. Довлеют предыдущий опыт, который мешает, та школа, которую я прошел. Все это затрудняет решение задачи единения формы и смысла. Но с другой стороны, если форма найдена, какая бы ни была, произведение уже живет. Ребенок может родиться слабый, нескладный, некрасивый. Но он родился, соединив дух и плоть. Задача уже вырастить его.

— Ваш весьма выразительный, в чем-то даже христоподобный Кихот — это тип, выдуманный вами, или он написан с натуры?

— Всю жизнь с детства читал и перечитывал Сервантеса. Пробовал рисовать, но ничего не получалось. Когда был в Испании, искал соответствующий типаж. Ничего похожего не обнаружил. Только в последние годы нашел прототип благородного идальго в лике собственного отца.
Кстати, современные испанцы всегда делают акцент именно на сумасшествии и чудачествах Дон Кихота, как будто ничего другого в нем не видят. Что касается Христа — то, как известно, Сервантес изобразил ненормального, с точки зрения окружающих, человека. Но явление Христа — это в какой-то степени совершенно аномальное, с точки зрения этого мира, событие.

— На последней большой выставке Союза художников в Манеже были выставлены ваши полотна евангельской тематики, что достаточно неожиданно…

— Когда я потерял сразу двух своих родителей, долгое время из-за боли не мог ничего рисовать. Делал только вот эскизы на библейские темы. Получилась целая серия… Почему-то это было так. Теперь написал три этих картины, которые вы видели на выставке. Но я устал. Тематика трудная и весьма отвлеченная.

— Но работы получились не такие уж отвлеченные. Например, Иуда со своими сребрениками…

— Связь с сегодняшним днем существует. Более усложненная, но связь есть, потому что ее не может не быть.

— А ваша серия "Мутанты"? Это вещи сделаны на грани политического памфлета.

— Я остановился в тот момент, когда работы стали политизироваться и терять общий, более глубокий смысл. Возникла опасность облегченной реакции на происходящее. Памфлеты — не мое дело, я слабею в этой функции. Очень много сил потратил, в 1993 году написал несколько десятков работ разного размера на тему перерождения существ, но потом понял — не мое это дело. Живопись предполагает другой смысловой формат.

— Но все же жалко, что ваших "Мутантов" никто не увидел.

— Да нет, была большая выставка. Галерея "Риджина" выставила около сорока моих работ этого цикла…

— А сегодня над чем вы работайте, Гелий Михайлович?

— Я четко отграничил круг своих интересов. Область политики мне неинтересна. Люди, определяющие ход дел в стране, по выражению Экзюпери, мне глубоко несимпатичны. Те процветающие круги, которые вышли сейчас на арену, мне неинтересны, и я как художник не вижу ни малейшего смысла исследовать эту часть общества. Но мне интересны люди, которые, наоборот, выпадают из этой обоймы. "Лишние люди" — сегодня это довольно-таки широкий круг. Люди отверженные, словно выброшенные из жизни и невостребованные нынешней эпохой… Их судьба, их внутренняя борьба мне интересна. Они для меня представляют подлинный предмет искусства. Недавно видел сюжет по телевидению. В Свердловске нашли оригинальный способ погашения задолженности граждан по квартплате. Тех, кто не смог заплатить, привлекли к дворнецкой работе. Нам показывают, как метет кандидат наук. Человек с двумя высшими образованиями разбирает коробки возле контейнера с мусором. Говорит: "Очень хорошо — целый день на воздухе"… Такие вот люди для меня интересны. Интересны мне и солдаты, которые сражаются сейчас в Чечне. Они выброшены обществом на обочину. Наш социум так устроен, что интереса к судьбам этих солдат никто, кроме их же близких, не проявляет.
Нет, лирика мне не свойственна. Я не хочу писать несчастных, вызывающих жалость, людей. Мне интересны те люди, которые сопротивляются. Личности, которых следует уважать за их осанку, их необыкновенную стойкость.

— Гелий Михайлович, а сами себя вы причисляете к названной категории отверженных?

— Сегодня я невостребован, как и многие мои коллеги. Огромная Всероссийская выставка художников прошла в Манеже. И ни единого отзыва. Полное равнодушие.

— Газета "Завтра" о выставке написала. Но, кстати, на месте руководства Союза художников России я бы подал в суд на руководство государственного телеканала "Культура". Тысяча художников со всей страны свезли свои работы в Москву и… полное оскорбительное, я бы сказал, ритуальное молчание. Не удивлюсь, если это хамство по отношению к русским художникам инспирировано именно Министерством культуры.

— Да, Минкультуры ведет себя тенденциозно, держит очень узкую линию. Сотрудничать с Союзом художников не желает. Но и пресса в принципе потеряла всякие объективные критерии. Слова полностью девальвировались. Значение имеют только деньги. Нынешняя борьба за свободу слова — это борьба за деньги, за кусок хлеба. Ведь для всех, кроме журналистов, никакой свободы слова нет. В советской печати часто выступали разного рода специалисты: ученые, музыканты, производственники. Мне как читателю было интересно узнать мнение профессионала. Сейчас их всех вышибли и остались одни журналисты, которые на лету готовы обнародовать свое мнение по самым сложным вопросам.

— А если не брать сегодняшний расклад, какое у вас в принципе отношение к арт-критикам и искусствоведам.

— Мой грех в том, что я не очень следил за критикой. Не всегда прочитывал отзывы искусствоведов, в том числе и на свое творчество. Но общая динамика, на мой взгляд, такова: критики старшего поколения жили в среде художников, часто сами являлись художниками. Потом пошла волна критиков, которую готовили в Московском университете. Эти были уже оторваны от среды, воспитаны в более снобистском ключе. Они иногда ввязывались в жизнь Союза художников, но скорее — в политическую ее часть, не связанную непосредственно с темой искусства.

— Раз затронута тема Союза художников, хочу спросить вас, Гелий Михайлович: как вы думаете, сегодня, когда исчез в глобальном смысле госзаказ, есть ли у этого объединения перспективы?

— Сейчас все творческие Союзы находятся в подвешенном состоянии. Закон о творческих союзах так и лежит под сукном…
Но Союз художников — это общественная организация, и в период индифферентности государства к творческим людям роль творческих союзов наоборот возрастает. Нужно искать пути для самостоятельной работы. Министр Швыдкой не любит общественные организации и по-видимому хочет их всех упразднить. Но сама идея объединения творческих людей в общественные организации для защиты своих интересов не исчезнет. Нынешний Союз художников во что бы то ни стало надо сохранить, хотя это неоднородная и неординарная среда. Вспоминаю вечные сражения на общих собраниях. Выборы руководства всегда носили скандальный характер. Художники не стеснялись в оценках друг друга. Но следует понимать, что сохранение, удержание на плаву этой общественной организации — есть огромный ресурс для художников, для русского искусства вообще.

— Насколько мне известно, сейчас в Китае проходит большая выставка работ русских художников. В том числе выставляются и ваши работы. Не так давно китайцы выпустили несколько больших альбомов по советской живописи. Один из них целиком посвящен вашему творчеству. Налицо живейший интерес в Китае к русскому искусству.

— Наверное, это закономерно. Выставляться на Западе — абсолютно безнадежное дело. "Мы им не нужны", — как говорил когда-то Достоевский. А китайцам, может быть, мы и нужны. Во всяком случае, несмотря на все проблемы, общий язык с китайцами найти возможно. Но вот сытый потребительский Запад не прошибешь ничем.

— Гелий Михайлович, как вы видите ближайшее будущее. Грядут ли какие-нибудь перемены?

— Сейчас время безразличия, как это говорят, — плюрализма. Но художник должен быть бескомпромиссен. Компромиссы в творчестве — вещь пагубная. Неуверен, что и в политике терпимость как-то помогает движению, развитию. Во всяком случае, в искусстве ситуация, когда никто ни с кем не спорит, ни во что не верит, ни в какую проблему не вникает, ведет к полной деградации.
Я, как могу, придерживаюсь ритма жизни, выработанного годами. Каждое утро в девять я в мастерской. Не можешь писать — ходи мучайся, но будь на рабочем месте.
Последние годы я придерживаюсь известного толстовского принципа: "Делай, что должно. И пусть будет, что будет". ----------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

(kultura-portal.ru. Беседу вел Евграф КОНЧИН).

Народному художнику СССР, действительному члену Российской академии художеств Гелию Михайловичу КОРЖЕВУ - 80 лет. Родился он в Москве, в семье архитектора. В 1944 году окончил Московскую среднюю художественную школу, в 1950-м - Суриковский институт. В 1954 году на молодежной выставке представил картину «В дни войны». Она имела большой успех и ознаменовала появление нового яркого, мощного таланта, одного из самых значительных и самобытных в отечественной живописи второй половины ХХ века.

- Эта картина как бы определила основное направление вашего творчества, посвященное годам войны, определила ваш «суровый стиль»...

- Да, война стала для меня главной темой. Наше поколение, его юность и зрелость связаны с войной. Это отразилось на всей нашей жизни и не могло не сказаться на творчестве.

- Начало вашей работы пришлось на 60-е годы. Относите ли вы себя к шестидесятникам?

- Наверное. Но все они были очень разными. Некоторые вкладывали в это понятие определенный идеологический смысл. Не знаю, верно ли это. Мои же картины были отражением следствий войны, а не каких-то идейных позиций. Вообще я отношусь скептически к самому наименованию «шестидесятники». Точнее было бы назвать художников «детьми войны». Отсюда и наша суровость. Конечно, 60-е годы диктовали и свои требования - мы уже не могли делать «соцреализм с аплодисментами». Для нас правда жизни стала важнее, чем какие-либо официальные догмы.

- В «суровом стиле» написана даже лирическая картина «Влюбленные», одна из самых значительных и замечательных у вас...

- Но и в ней есть отзвук войны. Картина шла очень мучительно. Мне представлялась сцена: берег моря, две фигуры, мотоцикл. Это как-то увиделось сразу, но кто эти люди, какая их биография - я не знал, и композиция не завязывалась. Случайно я разговорился с одним, уже немолодым человеком, который был скромным лаборантом в одном институте. Он рассказал о себе, о своей жизни: мальчишкой ушел на Гражданскую войну, потом организовывал колхозы. Когда началась Отечественная война, ушел добровольцем в ополчение, был ранен. И вот жизнь этого человека, так тесно переплетенная с жизнью Родины, показалась мне значительной и интересной. Я понял, что такого человека я люблю, он мне близок и дорог. И как только начали складываться черты моего героя, картина ожила, у нее появились содержание, смысл...

- Каждая ваша картина становилась событием художественной и общественной жизни. Ее обсуждали, о ней спорили. Она могла нравиться или не нравиться, но равнодушным она не оставляла никого. Какую из них вы сами считаете наиболее важной для себя?

- Мне трудно ответить на ваш вопрос. Есть, разумеется, личные пристрастия к той или иной картине. Мне дорога серия «Опаленные огнем войны», исполненная во второй половине 60-х годов. Она состоит из пяти картин - «Следы войны», «Проводы», «Заслон», «Мать», «Старые раны». Интересным мне кажется триптих «Коммунисты». Особенно «Интернационал».

- В 80-е годы, я помню, большое впечатление произвела картина «Мутанты». Она казалась чужой для вашего творчества, непонятной...

- Действительно, она была странной для меня и мне несвойственной. Но над ней я работал долго - семь лет. Позже она стала началом большой серии, состоящей из 40 холстов. Правда, некоторые из них я исполнил уже в ином, юмористическом стиле. Что я хотел выразить «Мутантами»? Трудно сказать. Они понимаются по-разному. Может быть, это было предчувствием грядущих перемен, того, что затем произошло у нас. Так или иначе, это получилось у меня совершенно непреднамеренно, я ничего конкретного не имел в виду.

Вообще я думаю, что изобразительное искусство не должно заниматься злободневной публицистикой.

- После некоторого, как мне кажется, перерыва вы стали работать интенсивно...

- Сделал большую серию картин, посвященную Дон Кихоту. Задумал ее еще в годы учебы в институте. Теперь получилось 15 картин. Эта тема далеко не новая в искусстве. В русской литературе отношение к Дон Кихоту особое: у Пушкина, Достоевского; большая, серьезная работа была у Тургенева. Русская интеллигенция никогда не относилась к Дон Кихоту как к сумасшедшему, она воспринимала его вполне серьезно. Вот таким вижу своего героя.

А еще мой Дон Кихот близок мне и дорог тем, что его прообразом стал мой отец Михаил Петрович. Он был худой, высокого роста. И по своему характеру также напоминал легендарного персонажа Сервантеса. Поэтому я люблю своего Дон Кихота. Думаю, что с годами он становится для нас все современнее, понятнее, ближе. Особенно в наше меркантильное время. Следовало бы почаще о нем вспоминать.

Отцу я посвятил еще картину «Одиночество». Он, будучи уже в весьма преклонном возрасте, доживал свои дни один, жил в небольшой комнатушке. Вообще тему одиночества я хочу представить в отдельную серию. Каким-то толчком к ней стал средневековый и в свое время довольно распространенный сюжет «Танец смерти». Смысл его заключался в том, что смерть уравнивает всех - и князей, сиятельных властелинов, богатых людей и простолюдинов, бедняков. Очевидно, эту серию я построю по-иному, много шире, современнее. Но что получится - пока не знаю.

- Вы очень заметно были представлены на недавней Всероссийской выставке, посвященной 60-летию Великой Победы и состоявшейся в Центральном доме художника. Вы показали большие жанровые картины, что стало редкостью на сегодняшних выставках, обычно наполненных небольшими, в основном пейзажными холстами.

- Одна из картин - трехметровый «Мечтатель». Подобный сюжет у меня уже был. Другая - «Заложники войны», размером 3 на 4 метра. В ней я продолжил тему «Заслона», исполненную еще в 1967 году. Сюжет ее - из Великой Отечественной войны: немцы поставили на бруствер своих окопов мирных и беззащитных советских людей, чтобы ими защититься от наступления наших войск. Но теперь на полотне - 39 фигур, а в «Заслоне» было лишь две. Над новой картиной я работал три года. Писалось очень трудно. Быть может, еще потому, что в тесной мастерской не было необходимого отхода от картины, поэтому во время работы я не мог воспринять ее целиком. Ее недостатки заметил только на выставке. Вероятно, над картиной придется еще подумать.

- А еще над чем работаете?

- Задумал большую серию «Невостребованные люди». Они не нужны нашему сегодняшнему обществу и пребывают как бы в тени. Это не те «публичные» деятели, которые лезут к нам из телевизора. Но это люди добрые, порядочные, глубокие. Именно на них я возлагаю свои надежды.

- Из показанных вами в мастерской новых картин большое и, я сказал бы, оптимистическое впечатление оставила великолепная обнаженная...

- Я назвал картину «Квартирантка». Изображена молодая, сильная, красивая девушка. Время - тридцатые годы, она приехала из деревни в Москву на стройку. Сняла угол в какой-то комнатенке. Пришла с работы, отдыхает. Вот ее нехитрый скарб - примус, медный чайник, тазик. Я использовал в построении картины натюрмортный принцип, без далекого пространства. Люблю писать натюрморты. По своему художественному восприятию я скорее натюрмортист.

Мне картина нравится. Когда у меня плохое настроение, достаю этот холст. И помогает.

- У вас в мастерской находится много невостребованных картин...

- Музеи сейчас не покупают - нет денег. В музеях моих картин немного. В Третьяковской галерее, по-моему, четыре. Одна находится в ее постоянной экспозиции «ХХ век». Несколько моих работ - в Русском музее. Но они, к сожалению, не выставляются. Лет двадцать у меня вообще ничего не покупали. К моему творчеству проявляют гораздо больший интерес за границей, чем в нашей стране. Но так работают, наверное, все художники. Нас не должно это интересовать. История все расставит на свои места, если художник того стоит. Поэтому сегодняшняя невостребованность меня не тревожит.

- Каково, на ваш взгляд, современное состояние нашего изобразительного искусства?

- Границы его настолько широко раздвинулись, что многое, строго говоря, не имеет к нему никакого отношения. А те из молодых художников, которые работают в реалистической манере, находятся на положении изгоев. Они не пользуются никакой поддержкой со стороны официальных властей. В таких условиях, конечно, развиваться трудно.

Недавно один высокопоставленный чиновник из Министерства культуры, выступая по телевидению, заявил: жизнеподобие - это достояние девятнадцатого века, сейчас все это устарело. Вероятно, он имел в виду реализм. Тем самым чиновник выразил официальную точку зрения на развитие изобразительного искусства. Не возвращаются ли те времена, когда чиновники определяли развитие искусства? Но все это мы уже проходили.

- Вас чиновники от искусства никогда не любили, даже в прежние времена...

- Не любили. Мне почти не давали государственных заказов. Да я и сам не стремился их получать. Заказ всегда мешает работе, связывает ее какими-то рамками, ограничивает свободу творческих поисков.

---------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ ХУДОЖЕСТВ.

КОРЖЕВ-ЧУВЕЛЕВ Гелий Михайлович

Народный художник СССР, лауреат Государственной премии СССР и Государственной премии РСФСР им. И.Репина, профессор

Регион: Россия
Статус: Действительный член
Департамент: живопись

Родился 07.07.1925 г. в Москве. Живет и работает в Москве.
Живописец. В 1950 г. окончил Московский государственный художественный институт им. В. И. Сурикова. Учился у С. В. Герасимова, В. В. Почиталова.

Один из основоположников новаторского стиля 60-х годов — "суровый стиль". Выдающийся мастер сюжетно-тематической картины. Используя самобытные композиционные построения, насыщенную цветовую гамму сдержанно-суровой тональности, контрасты света и тени, добивается эмоциональной полноты в раскрытии психологических состояний человека, его дум, чаяний, переживаний.

Государственная премия РСФСР им. И. Е. Репина 1966 г. за триптих "Коммунисты" (1957-1960) — "Интернационал", "Поднимающий знамя", "Гомер (Рабочая студия)". В 1961 г. эти работы были удостоены золотой медали АХ СССР.

В 1986 г. — золотая медаль им. М. Б. Грекова за цикл "Опаленные огнем войны": "Проводы", "Заслон", "Следы войны", "Мать", "Старые раны" (1963-1967) и "Облака 1945 года" (1985).

Государственная премия СССР 1987 г. за картины: "Беседа" (1975-1985), "Облака 1945 года" (1985), "Дон Кихот" (1980-1985).Автором созданы также серии живописных циклов: "Адам и Ева" (1990-1998), "Дон Кихот и Санчо Панса" - 15 работ (1980-1997), "Тюрлики" (1993-1996).

Широкую известность получили и такие его работы, как "Влюбленные" (1957-1959), "Егорка-летун" (1976-1980), "Опрокинутый" (1970-1976), "Обреченная" (1970-1975), "Художник" (1960-1961), "Дезертир" (1985-1995), "Последний звонок" (1985), "Дополнительный урок" (1987-1993), "Достоевский на каторге" (1986-1990), "К своим" (1988-1990), "Маруся" (1990-1991), "Искушение" (1985-1990), "Распятие" (1993-1994).

Действительный член АХ СССР (1970). Народный художник СССР (1979) и РСФСР (1972). Профессор с 1967 г. В 1968-1975 гг. — председатель правления СХ РСФСР. В 1963-1967 гг. и в 1975-1980 гг. - депутат Верховного Совета РСФСР. Руководитель творческой мастерской живописи АХ СССР (1968-1976).

Опубликовано: 2004-11-14 (79855 Прочтено)

[ Назад ]

КОРЖЕВ Г. М. _________________ KORJEV Geliy