01.07.09. Елена Козлова
Импрессионизм в творчестве В.Ф.Стожарова 1960-х годов
Русский импрессионизм, сформировавшийся на рубеже ХХ века как закономерное явление в отечественном изобразительном искусстве, в советское время не утратил творческой актуальности. Несмотря на яростную борьбу с ним художественной критики и в то же время замалчивание – он продолжал существовать, приобретая между тем всё более отчётливую национальную специфику. В 60-е годы ХХ века импрессионистическое направление наряду с «суровым стилем» стало одним из ведущих художественных течений.
Среди живописцев, в творчестве которых заново переосмысливались традиции импрессионизма, был Владимир Фёдорович Стожаров (1926-1973) - художник талантливый, самобытный, но до сих пор малоизученный и искусствоведчески неоцененный по достоинству среди мастеров своего поколения, на творчество которых, по их собственным признаниям, он оказывал большое влияние.
Как заметил художник И.Попов, Стожаров «никогда себя не искал, у него в лексиконе такого слова не было, он просто делал то, чего не мог не делать. У него не было сомнений» . Именно поэтому творчество Стожарова производит необычайно цельное впечатление. К такому восприятию приводит сюжетная близость его картин, тематическое и стилистическое постоянство на всём протяжении творчества, что, с другой стороны, мешает осознанию его истинной сложности.
Рано проявившийся живописный талант мастера обратил на себя внимание уже в середине 1950-х годов, как только Стожаров начал принимать участие в ежегодных выставках молодых московских художников.
К этому времени он уже получил хорошее образование сначала в средней художественной школе, а затем в Московском художественном институте имени В.И.Сурикова, оконченном Стожаровым в 1951 году.
Об этом времени А.Грицай говорил как о «расцвете, подъёме художественной школы», когда «блистали многие имена из современных … больших художников» . Вместе со Стожаровым учились будущие известные мастера: Г.Коржев, В.Гаврилов, И.Попов, И.Сорокин, братья С. и А.Ткачёвы.
Они ознаменовали открытие нового этапа в развитии русского импрессионизма. Их собственный взгляд на эту закономерность выразил С.Ткачёв: «К импрессионизму мы всегда относились как к прекрасной традиции нашей живописной школы» .
Эту преемственность поддерживал непосредственный учитель Стожарова - В.В.Почиталов, бывший для студентов «своеобразным магнитом» . Этот мастер воспитал целое поколение художников, совершенно друг на друга непохожих. За годы учёбы они переживали период творческой близости учителю, но со временем приходили к своему собственному языку. Ученики, похожие на учителя, а не на самих себя огорчали Почиталова. Он старался развивать в каждом конкретном студенте его сильную сторону, и этот его труд оправдался.
Самому Почиталову как художнику не были чужды импрессионистические задачи. Он признавался, что всю жизнь «”сознательно” ловил солнечный свет» .
Благодаря влиянию этого удивительного педагога среди молодых художников сложилась такая атмосфера, в которой «каждый чувствовал себя наследником великого русского искусства, на чьи плечи оно ляжет ответственностью за мысли и чувства людей» . Отсюда берёт начало духовная сила и мощь искусства Стожарова, которого Почиталов выделял среди учеников как одного из немногих, чью живопись можно назвать «подлинной» .
Сам период истории страны, на который пришёлся творческий расцвет этого поколения художников – послевоенное время и период «оттепели» - направлял их творчество в сторону нравственных обязательств перед зрителем и перед самими собой. И в то же время им открывалась дорога к живописной свободе, которая в случае со Стожаровым выразилась в полную силу благодаря его заграничным путешествиям.
Уже первые поездки в Италию и Францию, совершённые в 1959 и 1960 годах, помогли ярче раскрыться живописному таланту и колористическому дарованию художника, привыкшего, как о нём говорили, к полутонам Севера.
В заграничных поездках Стожаров побывал неоднократно. Это были и туристические путешествия, и творческие командировки в разные страны: Францию, Англию, Румынию. Но только путешествие по Италии ознаменовало собой новый и особый этап в творчестве Стожарова.
Из заграничных работ мастера нам известны по большей части этюды, которые лишь в единичных случаях переросли в целостные станковые произведения. Благодаря чему в этих работах наиболее полным образом смогла проявиться та непосредственность, которой отмечен импрессионизм, и которую мы видим, например, в этюде «Венеция. На канале» (1959).
Что касается «этюдности» как таковой, то для советского искусства этот вопрос оставался неоднозначным. Считается, что только на этюды в эпоху «оттепели» распространилась «своеобразная индульгенция, добытая для импрессионизма» . Переходя от этюда к работе над картиной, советский художник обычно возвращался к более академической манере живописи. Этим значительно сдерживалось развитие имрессионистического направления. Однако творчество Стожарова выходит за рамки такого рассуждения. Глядя на репродукции его работ, бывает очень трудно определить, что это – ещё этюд или уже картина. Настолько точно он сохраняет первое непосредственное впечатление, эмоциональность сочной, пастозной манеры письма. Работая над этюдом, Стожаров уже мыслил цельными образами, опускал второстепенное, продумывал выбор сюжета и отбирал детали.
Как правило, для создания законченного произведения в канву этюда художником привносилась небольшая жанровая сценка, что мы можем видеть на картине «Венеция. Гондольеры» (1959). Стожаров говорил, что он «не сторонник изображения “необитаемой” природы» . Это вполне можно отнести и к городским пейзажам. Начинавший свой творческий путь именно с жанровых картин, Стожаров в период заграничных поездок приходит к импрессионистическому пониманию смешения жанров. Он пишет сценки из жизни горожан, тем самым эмоционально окрашивая полотно и заинтересовывая зрителя естественностью, достоверностью ситуаций, отказываясь при этом от фабульного повествования. Друг художника, Г.Дарьин, замечал, что у Стожарова была высоко развита наблюдательность. «Он мог … точно “скопировать” человека, артистично, с юмором изобразить какие-либо характерные его черты… И в картинах его люди живые, интересные, такие, какими встречал он их в жизни» .
В работе «Утро в Венеции» (1959) Стожаров пишет скромный уголок города, венецианца, занимающегося своей повседневной работой, но зрителя при этом не покидает ощущение гармоничности данного момента быстротечной жизни.
Вслед за импрессионистами Стожаров отказывается от академически условного света и условной тени. Своими причудливыми сочетаниями они сообщают произведениям художника особый ритм и пространственность. В русском импрессионизме, в отличие от французского образца, создание пространственного образа в рамках фрагментарной композиции играет большую роль.
Импрессионисты к изображению неподвижной по своей сути архитектуры подходили избирательно. Их внимание сосредотачивалось на соборах, мостах над рекой, бульварах, сооружениях из стекла, шпилях, то есть на всём том, что легко меняет свой облик под воздействием света и создаёт иллюзию движения.
Стожаров, и это в духе отечественной художественной ментальности, не столько акцентирует изменчивость состояния, сколько «озабочен и отягощён поисками смысла» . Изображение архитектуры, в первую очередь домов, привлекало Стожарова как воплощение идеи жизни людей. Даже в серии венецианских работ художник не пишет узнаваемые виды палаццо, площадей и соборов. Его привлекают обычные кварталы, живущие своей повседневной, не карнавальной жизнью. Позже он точно сформулировал это свойство своего мировоззрения, говоря о том, что ему «хочется передать красоту души … людей (…) обликом дома, в котором они живут, образом земли, по которой они ходят» . Этот вдумчивый подход к изображению значительно усложнял стожаровский импрессионизм.
По возвращении на Родину, первым итальянским впечатлениям Стожарова суждено было отразиться в пейзажах русского городка - Галича. К этому, в первую очередь, художника привели прямые сюжетные аналогии: лодки на берегу, мостки, сценки из жизни рыбаков и живописно-притягательная вода. В картине «Галич. Рыбацкая слобода» (1962) художник изобразил панораму города, увиденную сквозь расставленные для просушки сетей шесты с усевшимися на них воронами. Образ этот имеет аналогии ещё в венецианских работах мастера, где часто на первый план выходили колья для причала гондол. Итальянские впечатления стали для Стожарова импульсом, который повлиял на становление композиционных принципов мастера.
В то же время, по сравнению с заграничным циклом, в галичских работах, при очевидной сюжетной близости, существенно нарастает ощущение недосказанности, созерцательность, при которой художнику удаётся подчеркнуть особую выразительность именно русской природы.
В этот период живописный язык художника обретает свою узнаваемую самобытность. Поэтичность и образность пейзажей Стожарова получают иное наполнение. Появляется мудрость в восприятии жизни. Новое впечатление оказалось «обращено к душе больше, чем к глазу» .
И хотя уже в первой заграничной поездке палитра Стожарова раскрылась новыми красками, вернувшись, художник не сразу применил её к русскому пейзажу. Колористический строй галичских работ, несомненно, живописен, но довольно сдержан. Художнику требовалось сильное впечатление, что-то неведанное, способное удивить не меньше итальянской, южной природы.
И только первая поездка на русский Север в 1962 году открыла художнику и новые темы, и новые возможности для развития живописного языка, и для самовыражения. Это был совершенно новый этап не только для творчества Стожарова, который стал для поколения шестидесятых «первопроходцем» Русского Севера, но и для советского искусства в целом. Появившиеся на выставках работы художника, посвящённые деревням Архангельской области и Республики Коми, современники восприняли как непривычно яркие и даже резкие. В этих произведениях мы обнаруживаем черты, пусть не свойственные импрессионизму в его образцовом, французском, варианте, но продолжающие ту линию русского импрессионизма, которая отчётливо обозначилась на выставке нашего музея «Импрессионизм в России».
Пейзажи Стожарова с этого времени вдруг засветились «итальянскими» красками. Синее небо, жёлто-зелёная трава, горящие на солнце брёвна домов, женщины в цветастых юбках - в работе «Карпогоры. Колодец» (1962) - ясно выражают тот «принцип многокрасочности» , в котором И.Грабарь видел главную суть русского импрессионизма. Не в световых задачах, не в этюдности, и не в мгновенности впечатлений, а в той декоративности, которая для исследователей последующего времени станет чертой с прямо противоположным значением – ею будут доказывать несостоятельность импрессионизма на русской почве. Но уже для Грабаря критерием новой живописи стала жизнь, увиденная в цвете.
Тем не менее, Стожарову не раз указывали на его колорит, упрекали, что он слишком тёмен, что в нём «присутствует чернота» . По замечанию Е.Зверькова, «это могут говорить лишь те, кто не видел северных домов, срубленных из лиственницы. Они на самом деле цвета жжёной сиены … который так умело передал Стожаров» . Глядя на северные пейзажи художника, вспоминаются слова, сказанные о работах Л.Туржанского критиком С.Глаголем: «В его черноватых пейзажах солнца больше, чем в ярких красках Жуковского» .
Нужно отметить, что Стожарова часто сравнивали с Туржанским. К этому вела их нескрываемая любовь к деревне, земле, животным, их схожая манера письма. Но поэтизация деревни у Стожарова имела иной, в духе времени, характер.
Ряд картин художник посвятил деревенским и провинциальным будням. Например, «Каргополь. Склады сельпо» (1964). Это не колхозный праздник, не ярмарка. Но на полотнах Стожарова даже будничная жизнь становится значительной. Она и современная, и традиционная, будто из глубины веков протекающая под стенами древнерусских ансамблей. Жизнь глубокая, цветущая и по-кустодиевски яркая.
Стожарову, как и большинству русских импрессионистов, чужда техника раздельного мазка, хотя мы можем видеть её элементы в творчестве ряда художников от Грабаря до Зверькова. Манера же живописи Стожарова на первый взгляд возвращает зрителя к давно знакомому реализму. Но основывается она уже на иной системе видения.
Даже не обращаясь к импрессионистической технике письма, Стожаров мастерски использовал колористические возможности для трактовки эффектов световоздушной среды. Более всего впечатляют его северные закаты. Одной из первых работ, в которой в полную силу раскрылась эта тема, стала картина «Село Шотова Гора» (1964). Закаты Стожаров, безусловно, любил. По словам И.Попова, «всегда готовился к ним. Долго выбирал точку, откуда будет писать. Шёл заблаговременно, начинал этюд за час-полтора до заката, а когда начиналась настоящая фантастика цвета … быстро вмешивал сложнейшие замесы в уже подготовленный этюд. Заканчивал работу в полной темноте, почти на ощупь. И только наутро смотрел, что же вышло» .
Во время заката деревянные срубы, завораживающие своим серебристым колоритом, окрашивались лучами заходящего солнца, они горели и светились. Не зря Стожаров в такие моменты любил изображать небо, покрытое непроницаемыми сизыми тучами. Таким образом, он решал задачу, представляющую для пленэрной живописи особую трудность. Яркий свет не усиливает краски, он их высветляет. Красочность становится обратно пропорциональной освещённости. А в момент, когда небо образует собой плотный фон, предметы, не теряя колористической насыщенности, становятся источником свечения.
Особенно очевидным мастерство художника становится в пейзажах, посвящённых северной ночи, сюжету, который получил своё особое развитие в позднем творчестве Стожарова 1970-х годов с его нарастающими романтическими тенденциями. В 1960-е годы одной из лучших среди работ на эту тему является «Село Важгорт. Белая ночь» (1967). Здесь становится очевидным, какое тонкое цветовое зрение имел художник. В рамках одной тональности он видел множество оттенков, за счёт фактурного красочного мазка добивался на полотне сложной градации цвета.
В период белых ночей художник работал по двадцать часов в сутки. Не было ни одного дня плохой погоды, когда бы он не писал. Ю.Семенюк вспоминал, что Стожаров «под навесом укрывался, за банькой прятался, на крыльце или под зонтом, но работал непременно. Это он говорил: “В паршивую погоду этюды хорошие идут”» .
Дождливые, серые дни несли в себе много живописных возможностей. Влажный, как будто густой воздух, блики деревянных плоскостей, отражения и рефлексы – сама природа в такие моменты направляла художника к импрессионистическому видению в его отечественном варианте.
С необыкновенной тонкостью написан Стожаровым этюд «Сёрдла. Мокрый день» (1969). Художник мастерски передаёт нематериальную воздушную среду, при этом, не допуская приблизительности, мазок его как всегда выверен и точен.
Раскрывая в своём творчестве «портретный» подход к пейзажу, Стожаров никогда не отказывался от изучения индивидуальности дома, храма или амбара, они остаются для художника непререкаемым смысловым центром. В зрелый период творчества, это становится главной проблемой живописи Стожарова, а именно - желание художника соединить эмоциональность живописи, свежесть впечатления с глубокой, волнующей его темой. Так, постепенно отходя от следования формулам импрессионизма, Стожаров приближается к себе.
«Столетиями люди писали мадонну, а для меня эти дома, как мадонна. Я люблю их за красоту», - говорил художник. Работы, где Стожаров масштабно пишет какой-либо дом, трудно назвать пейзажем. Настолько индивидуальны и конкретны характеристики. Таков «Дом рыбака» (1965). Очевидно, что у художника не было стремления запечатлеть дом фотографически. Ему, как и талантливому портретисту, хотелось найти образ, такой, который бы передавал его впечатление от этой своеобразной модели.
В таких домах жили большими неделимыми семьями по несколько поколений. Стабильность, размеренность деревенской жизни позволяла долгое время хранить традиционный уклад. И эта традиционность, патриархальность народного сознания привносила эпические тенденции в пейзажи русских импрессионистов, которые предпочитали деревенскую созерцательность шумному городскому ритму. У Стожарова черты эти выражались в некоторой условности, приведении всего сюжета к вневременному, былинному образу, между тем, в трактовке которого художником сохраняется очевидная память об импрессионизме.
Таким образом, рассматривая работы Стожарова 1960-х годов, можно говорить об очевидной особенности и одновременно проблеме его творчества. В своём стремлении к предмету в его материальной конкретности и вещественности, Стожаров не оставляет «инструментального использования» импрессионизма. Художнику жаль с ним расставаться, ведь такие черты как фрагментарная композиция, чистые цвета, живой, фактурный мазок – помогали ему в построенный на полотне дом вдохнуть ощущение жизни.
Владимир Стожаров, даже по мнению его современников, был одним из первых, кто сумел, совершенно искренне работая в рамках метода социалистического реализма, создать произведения не сочинённые, естественные по исполнению и правдивые по чувству. Импрессионизм, унаследованный им как живая традиция московской школы живописи, был способом соприкосновения с жизнью. В его полотнах одновременно звучит и голос природы, и голос художника.
Е.В.Козлова, научный сотрудник отдела живописи второй половины XIX – начала XXI вв. Государственного Русского Музея.
25 мая 2009 г.
Вернуться в раздел "Публикации" |
